КЛАССИКИ ДЕТЯМ. ЮНЫЕ ЧИТАТЕЛИ, СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС. ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. МАМЫ И БАБУШКИ, ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ.
Дми́трий Нарки́сович Ма́мин-Сибиря́к (настоящая фамилия Мамин; 25 октября [6 ноября] 1852, посёлок Висимо-Шайтанского завода Верхотурского уезда, Пермская губерния — 2 [15] ноября 1912, Санкт-Петербург) — русский писатель-прозаик и драматург.
Значительна роль Д. Н. Мамина-Сибиряка в развитии детской литературы. Он с первых шагов литературной деятельности пишет для детей и печатается в таких журналах, как «Детское чтение» («Юная Россия»), «Детский отдых», «Всходы», «Родник», «Юный читатель». Он начал работать в детской литературе в годы жестокого цензурного гнета, когда такие детские журналы, как «Задушевное слово», боролись с передовыми идеями, выступали против женского образования, пМамин-Сибиряк видел в детях будущее человечества. Он выдвигал в произведениях, адресованных юным читателям, глубокие социальные проблемы, раскрывал правду жизни в художественных образах. Более 130 сказок, рассказов и очерков написано им для детей, начиная с 80-х годов XIX в: «Емеля-охотник», «Зимовье на Студеной», «Приемыш», «Аленушкины сказки» и др.
Сурова и прекрасна природа в изображении Мамина-Сибиряка. Она великолепно оттеняет мужественные характеры людей-тружеников: бурлаков, охотников, лесников.
Разные времена года описывает Мамин-Сибиряк: вьюжную зиму, наметавшую саженные сугробы («Зимовье на Студеной»), буйное зеленое лето, расцветившее тайгу морем красок («Приемыш»); холодную, сумрачную осень, затмившею непогодой проселочные дороги Урала («Темные люди»).
Сам окончивший духовную семинарию, Мамин-Сибиряк прекрасно знал темный быт и недобрые нравы этих учебных заведений. Вслед за Помяловским он рассказывает в своих очерках о беспросветном детстве учеников бурсы, «бурсаков» («Отрезанный ломоть», «История одного пильщика», «Казнь Фортунки», «Зеленые горы»). Он считает, что духовные семинарии изжили себя как учебные заведения, что их необходимо упразднить, так как они занимаются изуверским делом, калеча детей морально и физически.
Мамин-Сибиряк во многих рассказах описывает губительное влияние каторжного труда на детей и подростков Урала: «Под домной», «Слава богу», «Дедушкино золото», «Дорогой камень».
В рассказе «Под домной» показаны дети в возрасте от 10 до 14 лет, которые вынуждены заниматься изнурительной работой: крошить руду. Маленькие рудобойцы трудятся в любую погоду под открытым небом в течение двенадцати с половиной часов ежедневно.
Работе девятилетних детей в качестве «мальчиков на побегушках» посвящен рассказ «Слава богу». Им приходится не спать в ночную смену, а когда непреодолимая усталость сморит их, они засыпают на ходу, рискуя упасть в раскаленную печь или обжечься расплавленным металлом.
Так, одним из первых Мамин-Сибиряк ввел в русскую детскую литературу образы детей, заводских тружеников. Вместе с лучшими людьми России конца XIX—начала XX в. он сочувствовал и сострадал их тяжелому положению, боролся за его улучшение до последних дней жизни. Один из друзей писателя — С.И. Яковлев нарисовал выразительный портрет Дмитрия Наркисовича в старости.
«Вспоминая Д.Н. Мамина, сейчас же представляешь себе его красивую, крупную фигуру, ставшую к старости еще более могучей, с открытым лицом и чудными, немного задумчивыми глазами под тяжелыми, как он сам называл, «восточными» веками».
Он отметил «почти детское простодушие» писателя как одну из основных черт его характера. Наверно, именно эта черта помогла Мамину-Сибиряку наряду с реалистическими, обличительными рассказами о детях и для детей создавать произведения, насыщенные яркой фантазией, близкие к сказочному жанру, и непосредственно сказки.
Наиболее известен из числа произведений, близких к сказочному жанру, рассказ «Серая Шейка», впервые напечатанный в журнале «Детское чтение» в 1893 г. Его герои антропоморфизированы. Несколькими диалогами и авторскими ремарками к ним создает писатель характеры зверей и птиц.
Четко продумана структура рассказа. Он делится на четыре небольшие главки, каждая из которых имеет важное значение в единой композиции произведения. Первая часть — своего рода экспозиция, знакомящая с семьей Серой Шейки и готовящая к завязке событий. Вторая часть развивает события, психологически мотивирует то состояние, в котором находится Серая Шейка накануне отлета всех птиц на юг. Эпизоды третьей части постепенно подводят к кульминации, в них нарастает напряжение, полынья все больше замерзает, кажется, что Серая Шейка неизбежно станет жертвой хищной Лисы. Четвертая часть — кульминация и развязка. В ней появляется новое действующее лицо — человек, охотник Акинтич. Он-то и спасает Серую Шейку от Лисы в тот момент, когда гибель ее, казалось бы, предрешена.
Прекрасным образцом подлинной детской литературы являются «Аленушкины сказки», над которыми писатель работал с 1894 по 1897 г. Они печатались в журналах «Детское чтение» и «Всходы», много раз переиздавались при жизни Мамина-Сибиряка и хорошо известны в наши дни. В нашей стране сказки переведены на 26 языков народов России и переизданы в количестве более двух миллионов экземпляров.
Писатель тщательно работал над сказками, используя богатство русской народной речи, отшлифовывал в них свой стиль, который современники метко назвали «Мамин слог». В многогранном и многожанровом творчестве Мамина-Сибиряка, выдающегося писателя конца XIX—начала XX в. отразилась сложная пора развития России.
Источник: Детская литература: Учебник / Е.Е. Зубарева, В.К. Сигов и др. - М.: Высш. шк., 2004
Дмитрий Мамин-Сибиряк — Серая шейка: Сказка
Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, привел всех птиц в большую тревогу. Все начали готовиться в далекий путь и все имели такой серьезный, озабоченный вид. Да, нелегко перелететь пространство в несколько тысяч верст… Сколько бедных птиц дорогой выбьется из сил, сколько погибнет от разных случайностей, – вообще, было о чем серьезно подумать.
Серьезная, большая птица – лебеди, гуси и утки собирались в дорогу с важным видом, сознавая всю трудность предстоящего подвига; а более всех шумели, суетились и хлопотали маленькие птички – кулички-песочники, кулички-плавунчики, чернозобики, черныши, зуйки. Они давно уж собирались стайками и переносились с одного берега на другой, по отмелям и болотам с такой быстротой, точно кто бросил горсть гороху. У маленьких птичек была такая большая работа…
Лес стоял темный и молчаливый, потому что главные певцы улетели, не дожидаясь холода.
– И куда эта мелочь торопится! – ворчал старый Селезень, не любивший себя беспокоить. – В свое время все улетим… Не понимаю, о чем тут беспокоиться.
– Ты всегда был лентяем, поэтому тебе и неприятно смотреть на чужие хлопоты, – объяснила его жена, старая Утка.
– Я был лентяем? Ты просто несправедлива ко мне, и больше ничего. Может быть, я побольше всех забочусь, а только не показываю вида. Толку от этого немного, если буду бегать с утра до ночи по берегу, кричать, мешать другим, надоедать всем.
Утка вообще была не совсем довольна своим супругом, а теперь окончательно рассердилась:
– Ты посмотри на других-то, лентяй! Вон наши соседи, гуси или лебеди, – любо на них посмотреть. Живут душа в душу… Небось лебедь или гусь не бросит своего гнезда и всегда – впереди выводка. Да, да… А тебе до детей и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. Лентяй, одним словом… Смотреть-то на тебя даже противно!
– Не ворчи, старуха!.. Ведь я ничего не говорю, что у тебя такой неприятный характер. У всякого есть свои недостатки… Я не виноват, что гусь – глупая птица и поэтому нянчится со своим выводком. Вообще мое правило – не вмешиваться в чужие дела. Зачем? Пусть всякий живет по-своему.
Селезень любил серьезные рассуждения, причем оказывалось как-то так, что именно он, Селезень, всегда прав, всегда умен и всегда лучше всех. Утка давно к этому привыкла, а сейчас волновалась по совершенно особенному случаю.
– Какой ты отец? – накинулась она на мужа. – Отцы заботятся о детях, а тебе – хоть трава не расти!..
– Ты это о Серой Шейке говоришь? Что же я могу поделать, если она не может летать? Я не виноват…
Серой Шейкой они называли свою калеку-дочь, у которой было переломлено крыло еще весной, когда подкралась к выводку Лиса и схватила утенка. Старая Утка смело бросилась на врага и отбила утенка; но одно крылышко оказалось сломанным.
– Даже и подумать страшно, как мы покинем здесь Серую. Шейку одну, – повторяла утка со слезами. – Все улетят, а она останется одна-одинешенька. Да, совсем одна… Мы улетим на юг, в тепло, а она, бедняжка, здесь будет мерзнуть… Ведь она наша дочь, и как я ее люблю, мою Серую Шейку! Знаешь, старик, останусь-ка я с ней зимовать здесь вместе…
– А другие дети?
– Те здоровы, обойдутся и без меня.
Селезень всегда старался замять разговор, когда речь заходила о Серой Шейке. Конечно, он тоже любил ее, но зачем же напрасно тревожить себя? Ну, останется, ну, замерзнет, – жаль, конечно, а все-таки ничего не поделаешь. Наконец, нужно подумать и о других детях. Жена вечно волнуется, а нужно смотреть на вещи просто. Селезень про себя жалел жену, но не понимал в полной мере ее материнского горя. Уж лучше было бы, если бы тогда Лиса совсем съела Серую Шейку, – ведь все равно она должна погибнуть зимою.
Старая Утка, ввиду близившейся разлуки, относилась к дочери-калеке с удвоенной нежностью. Бедная Серая Шейка еще не знала, что такое разлука и одиночество, и смотрела на сборы других в дорогу с любопытством новичка. Правда, ей иногда делалось завидно, что ее братья и сестры так весело собираются к отлету, что они будут опять где-то там, далеко-далеко, где не бывает зимы.
– Ведь вы весной вернетесь? – спрашивала Серая Шейка У матери.
– Да, да, вернемся, моя дорогая… И опять будем жить все вместе.
Для утешения начинавшей задумываться Серой Шейки мать рассказала ей несколько таких же случаев, когда утки оставались на зиму. Она была лично знакома с двумя такими парами.
– Как-нибудь, милая, перебьешься, – успокаивала старая Утка. – Сначала поскучаешь, а потом привыкнешь. Если бы можно было тебя перенести на теплый ключ, что и зимой не замерзает, – совсем было бы хорошо. Это недалеко отсюда… Впрочем, что же и говорить-то попусту, всё равно нам не перенести тебя туда!
– Я буду всё время думать о вас… – повторяла бедная Серая Шейка. – Всё буду думать: где вы, что вы делаете, весело ли вам… Всё равно и будет, точно и я с вами вместе.
Старой Утке нужно было собрать все силы, чтобы не выдать своего отчаяния. Она старалась казаться веселой и плакала потихоньку ото всех. Ах, как ей было жаль милой, бедненькой Серой Шейки!.. Других детей она теперь почти не замечала и не обращала на них внимания, и ей казалось, что она даже совсем их не любит.
А как быстро летело время! Был уже целый ряд холодных утренников, от инея пожелтели березки и покраснели осины. Вода в реке потемнела, и самая река казалась больше, потому что берега оголились, – береговая поросль быстро теряла листву. Холодный осенний ветер обрывал засыхавшие листья и уносил их. Небо часто покрывалось тяжелыми облаками, ронявшими мелкий осенний дождь.
Вообще хорошего было мало, и который день уже неслись мимо стаи перелетной птицы…
Первыми тронулись болотные птицы, потому что болота уже начинали промерзать. Дольше всех оставались водоплавающие. Серую Шейку больше всего огорчал перелет журавлей, потому что они так жалобно курлыкали, точно звали ее с собой. У нее в первый раз сжалось сердце от какого-то тайного предчувствия, и она долго провожала глазами уносившуюся в небе журавлиную стаю.
«Как им, должно быть, хорошо!» – думала Серая Шейка.
Лебеди, гуси и утки тоже начинали готовиться к отлету. Отдельные гнезда соединялись в большие стаи. Старые и бывалые птицы учили молодых. Каждое утро эта молодежь с веселым криком делала большие прогулки, чтобы укрепить крылья для далекого перелета. Умные вожаки сначала обучали отдельные партии, а потом – всех вместе. Сколько было крика, молодого веселья и радости…
Одна Серая Шейка не могла принимать участия в этих прогулках и любовалась ими только издали. Что делать, приходилось мириться со своей судьбой. Зато как она плавала, как ныряла! Вода для нее составляла всё.
– Нужно отправляться… пора! – говорили старики вожаки. – Что нам здесь ждать?
А время летело, быстро летело… Наступил и роковой день. Вся стая сбилась в одну живую кучу на реке. Это было ранним осенним утром, когда вода еще была покрыта густым туманом. Утиный косяк сбился из трехсот штук. Слышно было только кряканье главных вожаков.
Старая Утка не спала всю ночь – это была последняя ночь, которую она проводила вместе с Серой Шейкой.
– Ты держись вон около того берега, где в реку сбегает ключик, – советовала она. – Там вода не замерзнет целую зиму…
Серая Шейка держалась в стороне от косяка, как чужая… Да все были так заняты общим отлетом, что на нее никто не обращал внимания. У старой Утки всё сердце изболелось за бедную Серую Шейку. Несколько раз она решала про себя, что останется; но как останешься, когда есть другие дети и нужно лететь вместе с косяком?..
– Ну, трогай! – громко скомандовал главный вожак, и стая поднялась разом вверх.
Серая Шейка осталась на реке одна и долго провожала глазами улетевший косяк. Сначала все летели одной живой кучей, а потом вытянулись в правильный треугольник и скрылись.
«Неужели я совсем одна? – думала Серая Шейка, заливаясь слезами. – Уж лучше было бы, если бы тогда Лиса меня съела…»
Река, на которой осталась Серая Шейка, весело катилась в горах, покрытых густым лесом. Место было глухое – и никакого жилья кругом. По утрам вода у берегов начинала замерзать, а днем тонкий, как стекло, лед таял.
«Неужели вся река замерзнет?» – думала Серая Шейка с ужасом.
Скучно ей было одной, и она всё думала про своих улетевших братьев и сестер. Где-то они сейчас? Благополучно ли долетели? Вспоминают ли про нее? Времени было достаточно, чтобы подумать обо всем. Узнала она и одиночество. Река была пуста, и жизнь сохранялась только в лесу, где посвистывали рябчики, прыгали белки и зайцы.
Раз со скуки Серая Шейка забралась в лес и страшно перепугалась, когда из-под куста кубарем выкатил Заяц.
– Ах, как ты меня напугала, глупая! – проговорил Заяц, немного успокоившись. – Душа в пятки ушла… И зачем ты толчешься здесь? Ведь все утки давно улетели…
– Я не могу летать: Лиса мне крылышко перекусила, когда я была еще совсем маленькой…
– Уж эта мне Лиса!.. Нет хуже зверя. Она и до меня давно добирается… Ты берегись ее, особенно когда река покроется льдом. Как раз сцапает…
Они познакомились. Заяц был такой же беззащитный, как и Серая Шейка, и спасал свою жизнь постоянным бегством.
– Если бы мне крылья, как птице, так я бы, кажется, никого на свете не боялся!.. У тебя вот хоть и крыльев нет, так зато ты плавать умеешь, а не то возьмешь и нырнешь в воду, – говорил он. – А я постоянно дрожу со страху… У меня – кругом враги. Летом еще можно спрятаться куда-нибудь, а зимой всё видно.
Скоро выпал и первый снег, а река всё еще не поддавалась холоду. Всё, что замерзало по ночам, вода разбивала. Борьба шла не на живот, а на смерть. Всего опаснее были ясные, звездные ночи, когда всё затихало и на реке не было волн. Река точно засыпала, и холод старался сковать ее льдом сонную.
Так и случилось. Была тихая-тихая, звездная ночь. Тихо стоял темный лес на берегу, точно стража из великанов. Горы казались выше, как это бывает ночью. Высокий месяц обливал всё своим трепетным, искрившимся светом. Бурлившая днем, горная река присмирела, и к ней тихо-тихо подкрался холод, крепко-крепко обнял гордую, непокорную красавицу и точно прикрыл ее зеркальным стеклом.
Серая Шейка была в отчаянии, потому что не замерзла только самая середина реки, где образовалась широкая полынья. Свободного места, где можно было плавать, оставалось не больше пятнадцати сажен.
Огорчение Серой Шейки дошло до последней степени, когда на берегу показалась Лиса – это была та самая Лиса, которая переломила ей крыло.
– А, старая знакомая, здравствуй! – ласково проговорила Лиса, останавливаясь на берегу. – Давненько не видались… Поздравляю с зимой.
– Уходи, пожалуйста, я совсем не хочу с тобой разговаривать, – ответила Серая Шейка.
|
Koncpekt.ru
